ɐwʎ ɔ vǝmоɔ dиw
Собрались как-то все черепашки на зиму горох запасать. Пробрались в человечий огород, подошли к грядке, а самая большая черепашка и говорит: "Я большая, у меня панцирь тяжёлый, наверх не залезть. Зато я самая сильная! Давайте я не буду собирать, но весь собранный одна домой понесу." Остальные согласились, набили полные мешки, погрузили на большую черепашку и потопали восвояси.
Приходят домой, а большая черепашка высыпала весь горох к себе в нору, залезла сверху на кучу и говорит: "Я весь горох тащила, а вы бездельничали! Теперь это мой горох, а вы идите, нового себе соберите, не отдам вам ничего."
Расстроились черепашки - устали все, куда им ещё собирать. Ходят вокруг норы, уговаривают. А большая черепашка - ни в какую. Лежит только сверху, добро своё стережёт.
Долго ли, коротко ли, не выдержала большая черепашка и заснула. А остальные пробрались потихоньку в её нору - то с одного края кучи откопнут, то с другого. Так и растащили всё, поделили да и попрятали в свои закрома.
Просыпается черепашка, а под ней всего одна горошина, и ту она панцирем во сне раздавила. Стала она плакать, самой-то ей гороху не набрать, как же зиму пережить? "Зачем же," - говорит. - "Я вредничала, ведь нечестно же так. Теперь со всеми поссорилась, так и помру с голоду."
Сжалились остальные черепашки и выдали ей её долю - тащила-то всё-таки она. Все благополучно сделали запасы и зиму пережили, а самая большая черепашка больше никогда не жадничала.
Приходят домой, а большая черепашка высыпала весь горох к себе в нору, залезла сверху на кучу и говорит: "Я весь горох тащила, а вы бездельничали! Теперь это мой горох, а вы идите, нового себе соберите, не отдам вам ничего."
Расстроились черепашки - устали все, куда им ещё собирать. Ходят вокруг норы, уговаривают. А большая черепашка - ни в какую. Лежит только сверху, добро своё стережёт.
Долго ли, коротко ли, не выдержала большая черепашка и заснула. А остальные пробрались потихоньку в её нору - то с одного края кучи откопнут, то с другого. Так и растащили всё, поделили да и попрятали в свои закрома.
Просыпается черепашка, а под ней всего одна горошина, и ту она панцирем во сне раздавила. Стала она плакать, самой-то ей гороху не набрать, как же зиму пережить? "Зачем же," - говорит. - "Я вредничала, ведь нечестно же так. Теперь со всеми поссорилась, так и помру с голоду."
Сжалились остальные черепашки и выдали ей её долю - тащила-то всё-таки она. Все благополучно сделали запасы и зиму пережили, а самая большая черепашка больше никогда не жадничала.
Finns, да не то слово