МАРШ ИЗМЕНИЛСЯ.Марш изменился. Бывший Охотник стал более... жёстким. Это чувствовалось в том, как он, казалось, всё время смотрел на что-то, невидимое Сэйзеду, в его резких ответах и отрывистой речи.
Конечно, Марш всегда был прямолинейным человеком. Сэйзед изучал друга, пока они оба шли по пыльной дороге. Они не взяли лошадей; даже если бы Сэйзед раздобыл их, большинство животных не пошли бы рядом с инквизитором.
"Как, Призрак говорил, было прозвище Марша?" - спрашивал себя Сэйзед на ходу. - "До изменения они называли его... Железный Глаз." Имя, которое оказалось до жути пророческим. Большинство остальных чувствовали себя неловко в присутствии изменившегося Марша, и он оказался в некоторой изоляции. И хотя Марш, казалось, не возражал против такого обращения, Сэйзед специально приложил усилия, чтобы подружиться с ним.
Он так и не знал, оценил ли Марш этот жест. Казалось, они ладят друг с другом; оба разделяли интерес к науке и истории, и оба интересовались религиозной атмосферой в Последней империи.
"Но он всё же пришёл за мной," - подумал Сэйзед. - "Конечно, он утверждает, что ему нужна моя помощь на тот случай, если не все инквизиторы покинули Монастырь Серана." Это было слабым оправданием. Несмотря на свои ферухимические способности, Сэйзед не был воином.
- Тебе следует быть в Лютадели, - сказал Марш.
Сэйзед посмотрел на него. Марш говорил напрямик, как обычно, без предисловий.
- Почему ты так говоришь? - спросил Сэйзед.
- Ты нужен им там.
- Я нужен и остальным в Последней империи, Марш. Я Хранитель - одна группа людей не должна завладевать всем моим временем.
Марш покачал головой.
- Эти крестьяне забудут, что ты проходил здесь. Никто не забудет то, что скоро случится в Центральной провинции.
- Думаю, ты удивишься, сколько могут забыть люди. Войны и королевства могут сейчас казаться важными, но даже Последняя империя оказалась смертной. Теперь, когда она пала, Хранителям нет дела до политики. "Большинство из нас бы сказало, что нам никогда не было дела до политики."
Марш повернулся к нему. Эти глаза, полностью заполненные сталью глазницы. Сэйзед не дрогнул, но ему стало отчётливо неуютно.
- А до твоих друзей? - спросил Марш.
Это затронуло нечто более личное. Сейзед отвёл глаза, думая о Вин и о своей клятве Кельсеру защищать её. "Ей теперь нужно не много защиты," - подумал он. - "Она становится более искусной в алломантии, чем был даже Кельсер." И всё же, Сэйзед знал, что существуют способы защиты, не связанные со сражениями. Это - поддержка, совет, доброта - важно для любого человека, и особенно для Вин. На плечи бедной девочки взвалили так много.
- Я... посылал помощь, - выдавил Сэйзед. - Столько, сколько мог.
- Недостаточно, - отрезал Марш. - То, что происходит в Лютадели, слишком важно, чтобы это игнорировать.
- Я не игнорирую это, Марш. Я просто выполняю свой долг, как могу.
Наконец, Марш отвернулся.
- Не тот долг. Ты вернёшься в Лютадель, когда мы закончим здесь.
Сэйзед открыл рот, чтобы оспорить это, но ничего не сказал. Что можно было сказать? Марш был прав. Хоть у него и не было доказательств, Сэйзед знал, что в Лютадели происходило нечто важное - нечто, что потребует его помощи. Нечто, что повлияет, вероятно, на будущее всей земли, которая когда-то была известна как Последняя империя.
Так что он закрыл рот и поплёлся за Маршем. Он вернётся в Лютадель, доказав ещё раз, что он бунтарь. Возможно, в конце концов он поймёт, что призрачной угрозы миру не существовало - что он просто вернулся из-за своего эгоистичного желания быть с друзьями.
На самом деле, он надеялся, что это окажется правдой. От альтернативного варианта ему было очень не по себе.
Когда я первый раз увидел Аленди, его рост поразил меня. Этот человек возвышался над другими, человек, который - несмотря на свою молодость и скромную одежду - требовал уважения.